Фанфик по "Каменному гостю". Не знаю, что сказать, просто сохранила для себя.
В Севилье нет дамы прекраснее донны Анны. Женщины оборачиваются ей вслед, мужчины умирают от любви. Одного её взгляда довольно, чтобы растопить лёд и умягчить камень.
Командор скучен и стар.
Донна Анна благочестива. Она не пропускает ни одного аутодафе. Её библиотека состоит из житий святых великомучеников. Чудеса и подвиги ей неинтересны. Она перечитывает описания казней, слова капают с алых влажных губ.
Командор не читает книг. Он любит рыбалку.
Донна Анна любит корриду. Она не глядит на красавцев-тореро, не взвизгивает при виде быка. Первый поединок — донна Анна зевает. Бык убит, дуэнья кричит «Оле!» — донна Анна спрашивает, готово ли новое платье для приёма. Тореро становится на колени перед зверем, как перед Богом * . Донна Анна обмахивается веером и продолжает говорить.
Бык поднимает матадора на рога. Донна Анна умолкает на полуслове. Её глаза расширяются, лицо бледнеет. Командор думает, что сейчас она упадёт, и готов её подхватить.
В обморок валится дуэнья. Бык катает по арене мертвеца. Донна Анна облизывает губы — алые, влажные. Командор смотрит на неё, будто видит впервые. Она отрывает взор от растерзанного тела. Её зрачки, как два сверкающих камня. Командору становится трудно дышать.
С того дня воздух в его доме становится горьким. Два камня лежат на его сердце, и давят, и душат, и сосут из него кровь. Колени и локти наливаются свинцом.
Командор надеется, что любовник донны Анны увезёт её, однако она не желает уезжать. Она утверждается в доме прочно, как надгробье. Её любовник дерзок, и Командор вызывает его на поединок. Он — лучший клинок Севильи.
Дон Хуан молод, Командор стар, но фехтует он лучше, чем любит. Рапира готова уже пронзить сердце соперника — и тут Командор понимает, что навсегда, навсегда он будет обречён на эту женщину, на свою прекрасную жену. Он опускает руку и принимает смерть, как лекарство.
Опрокинувшись навзничь, Командор видит неподвижные глаза Анны. Она смотрит на него из окна и облизывает алые, влажные губы.
— Я вернусь, — обещает он.
На пиру дон Хуан и донна Анна сидят рядом. Статуя Командора смотрит на них из ниши. Дон Хуан смеётся и похваляется; смех звучит, как вопль, а похвальба — как мольба о помощи. Донна Анна молчит. Её маленькая белая рука лежит на руке жениха, совершенная, словно мраморный антик. Дон Хуан не решается её стряхнуть.
Двенадцать еретиков были сожжены сегодня на площади святого Франциска. Запах гари перебивает аромат роз, в зрачках донны Анны горит по угольку. Любимая собака дона Хуана ставит лапы на её колени, пачкает бархат. Донна Анна вынимает из волос длинную, как кинжал, шпильку, и вонзает её псу в затылок. Собака падает замертво. Все каменеют.
— Что уставился?! — кричит дон Хуан статуе. — Что ты глядишь, истукан?! Сделай со мной что-нибудь, попробуй! Сделай же что-нибудь!
Командор сходит с пьедестала, берёт дона Хуана за руку и ведёт за собой.
На пороге он поворачивается всем холодным негнущимся телом и глядит на донну Анну, первую красавицу Севильи.
Дон Хуан хватает Командора за каменный рукав и тащит за собой — вперёд, вперёд, прочь.
— Я был в Аду, — шепчет он. — Я оставил надежду забыть его. Забыть её.
Грохот шагов затихает. Оседает каменная пыль.
Донна Анна поднимает влажную красную шпильку и закалывает ею волосы.